В предыдущей статье речь шла о том, как война повлияла на бизнес в Украине, в частности, на переводческие компании. В ней говорилось, что руководителям трудно сосредоточиться на стратегии бизнеса, поскольку все их мысли так или иначе возвращаются к войне. Здесь я опишу собственные ощущения; это будет автобиографически-психотерапевтическая статья.

Безопасность

Конечно, каждый человек в первую очередь заботится о безопасности — своей и небезразличных ему людей. Когда существует реальная угроза жизни, бизнес-стратегии отходят на второй план, становятся просто несущественными. Главное — спасти семью и спастись самому: бизнес подождет. Такие мысли доминировали первые две недели войны, когда было еще неясно, куда направятся русские войска и как они будут действовать.

Я помню ощущение бессилия: оно пугало меня больше всего. Находясь в деревне с женой и маленькими детьми (3 и 6 лет), я ложился спать, кладя рядом с кроватью топор, — в то же время понимая, что вряд ли справлюсь с пьяным русским солдатом, направившим на меня автомат. Были моменты, когда я в отчаянии кричал жене, чтобы она забирала детей и уезжала за границу...

К счастью, нам не довелось собственными глазами увидеть тот ужас, который пережили жители Мариуполя, Бучи, Ирпеня и многих других украинских городов. Наша квартира уцелела, как и большинство квартир в Киеве. На внешней поверхности дома моей жены насчитали 36 раз попаданий осколков от разрывов мин и танковых снарядов, но родители живы-здоровы, и даже их квартира каким-то чудом уцелела.

Более того: я видел разрушенные дома только на фотографиях и видео. То есть почти все наши психологические травмы — не из-за пережитого, а из-за информационного фона. Нас обошли ужасы боевых действий, и это повод для радости. Но субъективное ощущение опасности остается, даже когда находишься далеко от фронта, особенно если осознаешь, что следующая русская ракета запросто может попасть в тебя.

Этот фоновый страх снижает эффективность работы, но главным пожирателем времени и эмоций оказывается не он.

Информационно-наркотическая зависимость

В первые дни войны было крайне важно следить за событиями — чтобы знать, насколько безопасно место, где ты находишься. Все жадно поглощали новости и слушали выступления всевозможных аналитиков — чтобы чем-то себя утешить и успокоиться. Один из аналитических youtube-каналов каждый вечер собирал полмиллиона зрителей в прямом эфире.

Со временем просмотр новостей превратился в болезненную зависимость. Я постоянно ходил в наушниках, слушал блогеров и аналитиков. Они интересовали гораздо больше, чем книги и учебные курсы о бизнесе и психологии человека, которым я до этого уделял немалое время. Резко изменилась лента новостей: война почти полностью вытеснила новости геймерских сайтов, которые я часто посещал.

Постепенно начинаешь осознавать эту зависимость — и пытаешься вырваться из нее. Но рука так и тянулась проверить, не случилось ли что-то важное на фронте за последние 15 минут. Это стало рефлексом, автопилотом, который автоматически включается при малейшем ослаблении самоконтроля.

А раньше этот автопилот искал стратегии и бизнес-решения. Вернуть его в обычный режим работы крайне трудно: нужны сознательные усилия. Внутренняя обезьяна вырвалась на свободу, теперь ее нужно снова дрессировать.

Комплекс вины

Получая вести с фронта о гибели наших воинов, ловишь себя на мысли: они умерли, чтобы я мог продолжать свою привычную жизнь. Начинаешь спорить сам с собой — и внутренний голос задает неприятные вопросы:

—  Почему они на фронте, в траншеях, отдают свою жизнь за тебя, а ты сидишь в офисе?

—  Ну я же офисный работник, а не суровый воин...

—  Многие из них тоже офисные работники. Погибают журналисты, артисты, программисты...

—  Я не в идеальной форме, у меня слабое зрение, стрелять прицельно не смогу...

—  Серьезно? Тебе всего 43, ты дважды в неделю посещаешь спортзал, у тебя нет хронических заболеваний и избыточного веса, ты даже подъем переворотом несколько раз крутишь. Ты здоровый бык! Таких, как ты, не так уж много. А насчет зрения — у тебя же есть очки... Ты видел 55-летнего бойца без ног на блокпосте? А добровольца с 4-й стадией рака? А подростка и бабушку, которые просили оружие?

—  У меня маленькие дети. Кто позаботится о них, если меня не станет?

—  А кто позаботится о детях твоего соседа, который погиб месяц назад? Его такая логика не остановила. Кто защитил бы твоих детей, если бы он не пошел на войну?

—  От меня зависят десятки людей, работающих в моей компании. Их семьи, безопасность, психологическое состояние. От меня за монитором больше пользы, чем в окопе.

—  Прикрываешься своим социальным статусом? Пусть умирают те, у кого денег и высокой должности нет?

—  Ладно, я не герой... Наверное, есть люди, более достойные, чем я. Но я не безнадежен: буду помогать, чем смогу. В тылу.

И так бесконечно... Иногда в этот воображаемый диалог вмешивается моя прабабушка и говорит, что ее муж ушел защищать страну и погиб, но не стоило ему так спешить, ведь другие мужчины остались живы, а она растила троих детей без отца. И эти внутренние собеседники не перестают спорить.

Где-то читал, что такое чувство вины испытывают все. Даже солдаты, которые сидят в окопах, потому что они живы, а их однополчане погибли. Вопрос «Почему не я?» будет угнетать в Украине любого, у кого есть ум и совесть.

Стремление быть полезным

С первых дней войны каждый украинец начал задаваться вопросом: что я могу сделать, чтобы помочь победить эту сволочь? Многие сразу же пошли в военкомат или в территориальную оборону, другие стали помогать беженцам и военным. Некоторые вошли в ряды «диванных войск», чтобы противостоять русской пропаганде. Каждый чувствовал необходимость что-то сделать — и чувствует до сих пор. Присоединились к этому и руководители бизнеса.

В первый же день войны нам пришлось прекратить сотрудничество с клиентами из Российской Федерации. Это привело к репутационным и финансовым потерям, но никакого другого варианта для нас не было. Мы не могли содействовать развитию бизнеса, который платит налоги в казну страны-агрессора. Так же поступили и другие переводческие компании из Украины: они просто прекратили любые деловые отношения с российскими партнерами.

Наш бизнес продолжал работать — и мы стали выделять часть прибыли на помощь Вооруженным силам Украины, финансируя покупку дронов, турникетов и других материальных средств. Очень хочется верить, что купленный нами турникет кому-то спас жизнь, а дрон помог уничтожить вражескую позицию — и этим спасти кого-то из украинцев.

В сети LinkedIn у меня более 6000 контактов. Я решил использовать этот актив как информационную площадку — рассказывать иностранцам, что происходит в Украине, чтобы противостоять российской пропаганде, которая работает очень активно (кстати, именно такая деятельность и является моей военной специальностью). Я хочу донести до бизнес-сообщества: любое сотрудничество с компаниями, которые платят налоги в Российской Федерации, является опосредованным финансированием русского терроризма и прямой угрозой жизни — моей, моих родных, моих коллег. Меня даже «ранили» на этой информационной войне: из-за деятельности русских ботов мою учетную запись заблокировали на два месяца. Это, конечно, ничто по сравнению с жертвами наших воинов, но дает ощущение того, что я тоже участвую в противостоянии. Надеюсь, хоть кто-то из моих читателей стал лучше понимать, с кем, за что и почему мы воюем, а может, и примкнул к этой борьбе.

Такая деятельность отвлекает от непосредственной работы. Мне бы хотелось, как и раньше, писать о менеджменте и переводческом бизнесе, спорить о невозможности замены человеческих переводов машинным, о кризисе кадров в области и так далее. А приходится спорить с троллями и объяснять наивным идеалистам-пацифистам, почему украинцы будут сражаться до последнего и почему помогать им — единственный способ закончить это ужас.

Я очень надеюсь, что время, когда я смогу спокойно писать о бизнесе без мыслей о войне, наступит очень скоро. Но только что пришел очередной сигнал воздушной тревоги...